Третья сфира.

Дорогие друзья,
предлагаю на ваш суд очередной литературный эксперимент, повесть «Третья сфира».
На первый взгляд речь идёт о мистической гностике, основанной на весьма тонком срезе иудейской теологии. Так сказать, «на кончике вилки». Однако, намерения были скорее агностические, желание показать сколь далеки наши возможности понимания от истинной сути намерений Творца.

Третья сфира.

Он избрал три буквы из простых тайною, трех матерей — алеф, мем, шин, и установил их в великом имени Своем, и заключил ими (именами) шесть концов пространства… (с) «Книга Творения» Авраам.

1.Дом
Чёрная «ауди» плавно обогнула клумбу, фонтан и притормозила у подъезда. Тоже очень плавно и величественно. Было в движении германского чудовища что-то военно-морское, адмиральское.
Шофёр единым движением поднялся со своего места, и распахнул заднюю дверь машины. Его широчайшие плечи туго обтягивал пиджак, столь же матово-чёрный, под цвет машины. В движениях шофёра не было подобострастия. Это был скорее хищник, вымахнувший на тропу перед оленем.
Ирина болезненно поморщилась. Такая энергия была чрезмерна для её настроения и самочувствия нынче вечером.
— Завтра как обычно, Эрына Эвановна, — старательно выговорил Рашид, скаля зубы по волчьи.
— Нет… нет. – первое «нет» прозвучало чрезмерно истерично, и кавказец – шофёр понимающе оскалился ещё глубже, — ты, Рашид, приезжай в 10… Нет, в 11 утра… Пожалуйста.
— Как прэкажете, — и развёл мощными руками. Одну тут же подал, помогая выйти.
Рашид был из людей зятя Ирины. Вероятно, из его дальних родственников. Дауд, войдя в её семью и бизнес, позаботился окружить, как первую, так и второй, подобными Рашиду людьми. Все они выглядели небритыми уже через час после тщательного бритья. Все они двигались, как хорошо слаженная стая волков. Все они излучали плохо скрытую иронию, подчиняясь женщине. Но все они были надёжными и мощными, как скалы.
Вот и сейчас, пока Ирина шла к подъезду, Рашид не переставая сёк взглядом карих глаз. Прямо, налево направо, быстро назад, снова прямо.
Дверь открылась, швейцар сдвинулся в сторону, освобождая проход. Два волка, молодой и старый, встретились глазами. Швейцар кивнул. Рашид кивнул. Хлопнула дверь. «Ауди» единым движением бесшумно тронулась, исчезла за поворотом.
Дверь мягко прикрылась, пискнув электронным замком. Тёмное, безлюдное пространство дуплекса простёрлось перед Ириной. Такое же тёмное безлюдье царило и в душе.
Включенный в прихожей свет не рассеял тьму в сердце. Однако, он осветил зеркало в прихожей. Оно было большое это зеркало. Без вычурной безвкусной рамы. Стиль хай-тек, всё скромно. Но отражало это зеркало хорошо. Оно отражало Ирину Ивановну, привлекательную моложавую женщину. Высокую, подтянутую брюнетку. Мы то знаем, что ей лет пятьдесят, без малого. Дорогая косметика. Не менее дорогой деловой костюм. Бижутерия, дорогая минимализмом и вкусом подбора. Косметическая хирургия? Нет, пожалуй. Не соответствует духу нашей главной героини. Зеркало же и так легко даёт ей не более сорока с небольшим. Зеркало не умеет заглядывать в душу.
Итак, Ирина Ивановна. Президент преуспевающей компании. Что там делает эта компания, нам не важно. Но дело живое, серьёзное, раз уж Дауду пришлось привезти столько троюродных племянников с южных далёких гор.
Русская. В паспортах это нынче не пишут, но в нашей истории такая деталь будет немаловажной.
А завязалась наша история из-за обычной истерии. То есть, не совсем обычной для «селф мейд вумен», которой Ирина безусловно являлась. Свободная, моложавая, преуспевающая, с безупречным здоровьем. Счастливая мать и последние шесть лет, счастливая бабушка. Откуда бы истерия с депрессией? А вот…
Она провела ужасный день в офисе компании. День, который привычно катился от деловой встречи к деловой встрече, перемежаемых телефонными разговорами и быстрым просмотром поданных на подпись бумаг. Он приступа головной боли к следующему приступу, перемежаемых приступами ярости на подчинённых, с причиной и без. Когда она приказала подавать машину к стоянке, и отменить все утренние встречи, зарёванная секретарша обессилено откинулась на спинку стула. Измученный же помощник, казалось потемневший лицом и постаревший за день лет на десять, размашисто перекрестился.
Может климакс? Да вроде нет.
Так или иначе, но сидит госпожа президент Ирина на диване, как обычная домохозяйка, и крутит в руках пульт телевизора. И так ей беспричинно и беспросветно тошно на душе, что ищет она, как и домохозяйка, утешение в сериалах.
Щёлк, щёлк. Мелодрама, слезливые объятия. Стрельба, страстные объятия, снова стрельба. Щёлк, щёлк. Ирина жмёт на кнопки, она хочет куда-нибудь переключить этот мир. Мир беспричинной тоски, чёрной меланхолии, головных болей. Щёлк, щёлк. И мир послушно меняется. Пока, правда лишь тот мир, что в чёрном прямоугольнике плазмы на белой стене.
Плач, крики, смех, стрельба. Два политика истошно орут друг на друга. Вцепились в пиджаки, отталкивая в сторону испуганного ведущего, пытающегося вклинится. Один из политиков, кстати её, Иры.
Ещё объятия. Голые мужик с бабой поливают друг друга чем-то вязким на сцене, под аплодисменты и смех. Щёлк.
Человек… Тёмный костюм, тройка. Плотная белоснежная борода, ладная и аккуратная. Лысина, круглые очки. Лет 65, может более.
Он не кричит, не смеётся, не машет руками. Спокойно говорит, о чём-то неспешно рассказывает. Ирину привлекает эта неправильность в плазменном зазеркалье. Она даже роняет пульт. И пока она нагибается за ним, мир перестаёт меняться, замирает. А потом замирает и Ирина. Она слушает человека в круглых очках.
-… только понять, — говорит человек, — Понять, что это точно такая же наука, как физика или химия. Наука строгая, и прикладная.
Человек чуть склоняет голову, и Ирина видит небольшую круглую шапочку – ермолку, контрастирующую с белоснежными волосами и лысиной.
А ещё, — Физика объяснит, почему течёт ток по поводам, а химия, почему ржавчина точит железо. Но физика с химией не позволят нам понять, как и кем создан мир, где наше место в нём, и почему, иной раз, ржавчина точит нашу душу.
— Высшая сила дала нам пять телесных чувств. Но их же получили и животные. Нам же, в отличии от животных, дано так же благо познание. Познав Кабалу, мы открываем в себе дополнительные чувства, кроме телесных…
Речь человека спокойная, без страсти и волнения. Он рассказывает что-то, чем занимается всю жизнь, и что для него ясно и знакомо, как ладонь собственной руки или дорога от дома до метро. И Ирина не в силах оторваться.
— Если вам любопытно истинное устройство и назначение мира. Если вы не находите своего места в нём. Если вас мучит необъяснимая тоска или беспричинное беспокойство. Приходите ко мне, я посвящу вас в науку Кабалы, которая позволит вам подняться над вашими заботами, понять их истинную подоплёку, найти истинное решение.
«Телефон школы Кабала для всех», — побежали по экрану субтитры. Ирина вышла из оцепенения, и схватила со стола мобильник.
То ли 10-15 минут сосредоточенного спокойствия возымели медитативный эффект, то ли и впрямь был в этой мистике корень, но голова у Ирины прошла. Да и тоска как-то рассосалась.
Ирина, не торопясь, приготовила и съела ужин. Потом позвонила детям, договорилась, что возьмёт Виталика после школы.
После этого, уже будучи в хорошем настроении, решила перепланировать завтрашний день, и позвонила секретарше. Та, на фоне прошедшего дня, была смертельно напугана поздним звонком «барыни». Впрочем, она быстро успокоилась, почувствовав изменившееся настроение Ирины.
Эта удивительная энергия не оставляла её и на утро, когда Рашид привёз Ирину в офис, к ранним часам. Именно так, а не в 10-11, как Ирина приказывала вчера. Это была та, вчерашняя Ирина. До слов, сказанных человеком в круглых очках.

2.Офис.
Ирина вошла в распахнутые Рашидом двери аквариума лобби. Как всегда, поздоровавшись с охранником, невольно оглянулась на шофёра. Где, чёрт возьми, зять их берёт? Прямо-таки, клоны. На одно, небритое лицо. Мощные и элегантные. Почтительные и ироничные.
Охранник поздоровался, и перемигнувшись с Рашидом, проводил Ирину до лифта.
— Доброе утро, Ирина Ивановна, — секретарша попыталась изобразить что-то вроде гражданского варианта выполнения команды «смирно».
— Привет, привет. Как дела? Чувствуешь себя хорошо?
— Н-нормально, спасибо, Ирина Ивановна, — секретарша испугалась столь ординарного вопроса, не звучавшего уж год, наверное, — Прикажете кофе?
— Прикажу, ох прикажу. Приготовь-ка мне кофе и Михайло на ковёр.
Помощник Ирины, Михайло, с эпической фамилией Шнеерсон просунул в дверь кабинета свой не менее эпический профиль. Просунул весьма осторожно, по опыту вчерашнего дня. Кляссер, пущенный хозяйкой в голову, его не слишком бы удивил.
— Заходи, заходи, вредитель – добродушно сказала Ирина, — сегодня я, вишь, добрая. Садись давай.
Михайло несколько раз кивнул, просунул в дверь нескладную худую фигуру. Ступил на ковёр. Споткнулся. Извинился, споткнулся ещё. И наконец-то разместил свой костлявый зад на стуле.
Такой вот, типичный 28-летний Шнеерсон. С профилем гениального скрипача, нулевым музыкальным слухом и мозгами гениального экономиста, юриста, менеджера.
— Что контракт?
— Контракт, Ирина Ивановна, они подписали. И дополнительный протокол тоже, как вы вчера э…э… просили.
А просила она вчера настойчиво. Орала срываясь на визг. Чуть за уши помощника не оттаскала.
— Славно. Налоговики?
— С налоговиками накладка, Ирина Ивановна, — Михайло клюнул вислым носом, — Виктор Моисеевич просит… того. Просит доложить.
— Чо, прямо так и сказал?
— Не, ну не так прямо. Ну в общем было ясно, понимаете?
— Вот змей, — Ирина восхищённо закрутила головой, — Ладно. Всех шестёрок мазать, мазы не хватит. А ну, свяжи-ка меня с Марковым.
И день закрутился, и побежал. Побежал с хорошей, деловой энергией. Потоком, когда всё удаётся и решается.
Уже собираясь уходить, Ирина наконец решилась, и вызвала Михайло снова.
Задав какой-то пустяковый вопрос по работе, Ирина заколебалась. Потом всё же спросила.
— Послушай, Миша, — и снова приумолкла.
— Да, Ирина Ивановна, — Михайло снова был насторожен и испуган. Смущённой он хозяйку видел не часто.
— В общем, вопрос такой… Не по делу. Ты телевизор смотришь?
— Телевизор? – удивился помощник, — Случается иногда. А что?
— Я почти никогда. Но вчера вот включила. Там был человек такой. В очках и чёрной шапочке. Такой, как ваши носят. С бородой белой.
— Да? – Михайло качнул головой, продолжая удивлённо таращить глаза.
— Ну так он говорил всё про бога и кабалу. Вот…
— Что «вот», Ирина Ивановна?
— Что, что… — Ирина начинала сердиться на себя, и на Михайло, — Зовут его как? Я не сначала смотрела. Он же из ваших… Хасид там какой-нибудь или раввин. Из ваших, ты должен знать.
— Да откуда же…, — и тут же сменил обиженно-виноватую мину на облегчённую, — Так это раввин Михаил Семёнович. Он популярный сейчас, мама всегда его слушает.
— Твоя мама, конечно авторитет. А сам-то что думаешь? Есть в этом что-то?
— Да не знаю я, Ирина Ивановна, — виновато опустив нос, — Не интересуюсь я такими вещами. А вы мужа спрашивали?
— Какого ещё мужа? — Ира наконец рассердилась.
— Да бывшего вашего. Константина. Он всегда разными мистиками – эзотериками увлекался.
— Да он же русский, вроде. По крайней мере, так считалось всегда.
— А вы спросите, спросите…

3. Фитнес клуб.
Уже в клубе, на беговой дорожке Ирина наконец набрала номер Костика, и повесила наушник за ухо.
— Привет, Кост…
— А-а, привет, золотце. А что-то дышишь так тяжко?
— Да бегаю я тут на дорожке, в клубе.
Зыркающий по сторонам Рашид улыбнулся уголками губ.
— Ну вот, снова куда-то бежишь.
Михайло был прав, называя Константина «эзотериком». Иринин муж был всегда слегка «не от мира сего». Поженились, и произвели на свет дочку они, ещё будучи парой голодных студентов. Потом Ирина росла от кооператорской деятельности конца 80-х до частного бизнеса. Пробилась сквозь лихие 90-е, укрепившись и уцелев. И вот сейчас, четверть века спустя, стояла на ногах прочно. Костик же никогда ничем особенным не занимался. Так, салонный муж. Ира, время от времени, пыталась его пристроить к чему-нибудь функциональному в своём кооперативе, а потом и в фирме. Однако, жизнелюбивый гуманитарий не был приспособлен ни к какой работе вообще.
Бросила его Ирина почти сразу, выдав замуж дочку. Зачем бросила, сейчас ей было не вполне ясно. Жил себе тихим позитивным альфонсиком. Не скандалил, не вредил. В мужском плане, был так себе, но кое-что мог и в постели, и даже по хозяйству. Ирининым редким романам на стороне не мешал никогда, и не интересовался.
Попался под горячую руку, под приступ неврастении и усталости. Был изгнан из квартиры и из жизни, с гарантированным помесячным содержанием и жилплощадью. Иногда Ирина подумывала, что Костика хорошо бы вернуть, а потому ему иногда позванивала.
«Мистики — эзотерики» были для Костика, как главным увлечением, так и основным занятием в жизни. Мечась, от официального христианства, до индуизма с язычеством и культом Маниту, Константин заварил себе такую кашу в голове, что сам затруднялся сказать, во что собственно верит… Одно время даже к Дауду приставал с учением пророка, но зять был убеждённым атеистом.
Так или иначе, но Костик был правильным адресом для возникшего у Иры вопроса.
— Слушай, Кост, ты про кабалу что-то знаешь?
— Да, — обрадовался Костик, ни на мгновенье, не удивившись столь внезапному вопросу, — Это ты удачно позвонила. Я как раз вчера разбирал главу книги «Зоар», и … В общем, могу растолковать, если хочешь.
— Погоди со своими книгами. Лучше скажи, в этом что-то есть?
— Ну как тебе сказать? Красивая теологическая система. Еврейская мистика вообще привлекательна своей формализацией, а уж её кабалистическая часть…
— Да погоди же. Я вчера смотрела телевизор. Там выступал один хасид… то есть раввин… э-э…
— Михаил Семёнович, — радостно подсказал Костик, — Талантливый популяризатор, как же. Но всё же немного аферист.
Ирина сошла с дорожки, и пошла к диванчикам, стоящим в углу спортзала. Рашид плавно двинулся за ней, встал за спиной.
— Ты говоришь, аферист? Значит кабала, это обман.
— Кабала вполне себе законная гуманитарная наука. Философское отражение мироздания в глазах еврейских книжников. Однако, раввин Михаил Семёнович несёт в массы гоев лишь некую урезанную терминологию для чайников.
— Но послушай, Костик. Вчера, пока я его слушала. Совсем немного, 10-15 минут, у меня и головная боль прошла, и настроение до сих пор хорошее.
— Ну знаешь, подруга. Психотерапия вообще вещь загадочная. У одних неврастения проходит от шума осеннего леса, на берегу реки. У тебя, стало быть, под звуки голоса еврея, при свете голубого экрана.
— Да ну тебя. Читаешь свои книжки, читаешь, а ничего полезного ни разу ещё не сказал. И вообще…
— Стоп, Иришка, стоп… Снова начинать не будем. Раз еврей тебе делает хорошо, ступай к еврею, — ещё немного позубоскалив, Константин попрощался.
Ирина же осталась в недоумении. Тем не менее, рациональное зерно в беседе с бывшим всё же было. Не зачем было особо глубоко копать. Раз те слова делали Ирине хорошо, следовало услышать их снова. И всё же…
На указанный в передаче телефон она позвонила, но смогла лишь оставить номер своего мобильника автоответчику.
«Оставьте пожалуйста свой номер телефона. Мы с вами свяжемся, и назначим встречу.» Ирина, спускаясь впереди Рашида к стоянке, недоумённо покачала головой. Это она, президент серьёзной компании, была недоступна для внешнего мира. Это доступ к её голосу в трубке лежал для простых смертных за надёжной оградой голосов секретарш, помощников и замов. А тут «оставьте номер телефона». Оставила, что же делать…
4.С внуком.
Витальку Ирина забрала из художественной студии, как и договаривалась с Натальей. Сначала вышел один охранник. Молодой парень, на удивление славянской внешности. Перебросился парой слов с Рашидом. Потом вежливо поздоровался с Ириной, внимательно её рассмотрев через заднее окно «ауди». Лишь потом отправился за внуком.
— Он не из ваших, Рашид? — полюбопытствовала Ирина.
— У него мама русская, э… – Рашид, как бы извиняясь развёл руками, — Но парэнь хороший, всё правильно дэлает.
— Бабушка, бабушка…, — Виталька подпрыгивал козликом, держась обеими руками за здоровую кисть охранника, повисая на нём при каждом прыжке. Парень продолжал спокойно вести мальчика вниз по ступеням, не забывая бросать по сторонам короткие внимательные взгляды.
— Бабушка, мы сегодня рыцаря рисовали, — поспешно рассказывал внук, усаживаясь в Иринину «ауди», — Рыцаря, самого настоящего рыцаря. Нам привезли настоящие латы из музея. А потом дядя их одел, и Вероника Васильевна учила нас его рисовать.
— Ах, ты радость моя, — Ирина купалась в счастье внука, — И где же твоё творение?
— А вот, на следующей неделе закончим, тогда покажу… а куда пойдём сегодня?
— Да куда захочешь, Виталька… Хочешь в цирк?
— Не, хочу в зоопарк сегодня, — лицо Рашида озабочено вытянулось. Он начал поспешно соображать, сколько людей вызвать, и как организовать мероприятие, — А нет, — тут же передумал внук, — Лучше в океанариум поедем.
Рашид одобрительно кивнул, косясь в зеркало. Это было проще организовать.
Домой Ирина вернулась не слишком поздно. Завтра Виталику в школу, так что вечер вышел не длинный. Однако он не мало прибавил к радостной энергии, ведущей Ирину с тех самых слов.

5. На совещании.
Мобильник прозвонил внезапно, посередине совещания. Ирина сначала задумчиво вертела его в руке, продолжая слушать зама по кадрам. Потом спохватилась и глянула на номер звонившего. Удивлённо пожала плечами, номер был не знаком. Отдала продолжающий звонить мобильник помощнику.
— Да, вас слушает помощник Ирины Ивановны, президента компании…, — Михайло скрылся за дверью.
Зам вежливо подождал кивка хозяйки, продолжил доклад. Однако его снова прервали. Михайло вернулся в зал совещаний, ещё разок споткнувшись о ковёр, — Ирина Ивановна, это от него, от Михаила Семёновича. Говорят, вы оставляли номер телефона.
— Да, да – Ирина поспешно встала, и взяла трубку, направляясь к выходу, — продолжайте без меня, пожалуйста. Михаил, потом доложишь основные пункты.
— Здравствуйте, Ирина Ивановна, — потянула телефонная барышня по наезженной колее, — Моё имя Алина. Спасибо, что обратились в школу «Кабала для всех», под руководством рава Михаила Семёновича.
— Да, Алина. Я послушала Михаила Семёновича по телевизору, и он меня заинтересовал. Свяжитесь с моей секретаршей, и она назначит ему…
— Мы могли бы предложить вам участие в личном вебинаре Михаила Семёновича, два раза в неделю. Стоимость можно рассрочить на двенадцать платежей… — снова потянула барышня Алина, не слишком слушая, что там Ирина говорит.
— Каком ещё вебинаре? — удивилась Ирина, — Что это такое?
— Рав Михаил Семёнович заранее записал курс лекций, и вы через личный компьютер, два раза в неделю можете их слушать и смотреть. Если возникнут вопросы, их можно задать по электронной почте, за отдельную плату. Таким образом ваша душа наполнится светом и…
— Так, стоп, — Ирина наконец-то вклинилась в эту телефонную мантру, — Никаких компьютеров. Мне нужна личная встреча.
— Замечательно, — обрадовалась Алина, — Вы сделали правильный выбор. Как раз с первого числа следующего месяца открывается курс групповых занятий «Кабала для начинающих». Их ведут лучшие ученики рава. Это несколько дороже, на количество платежей…
— Мне нужна личная встреча с вашим хаси… э раввином, — оборвала её Ирина, начиная всё больше злиться.
— О, это невозможно, — голос Алины зазвучал испуганно, — Рав не встречается лично.
— Послушайте, Алина, — пытаясь успокоиться, — Вам известно, с кем вы говорите?
— Да, конечно. Вас зовут Ирина Ивановна. Вы э..э. менеджер, кажется.
— Не совсем, Алина. Я президент крупной компании. Достаточно известное лицо в стране. Я не смогу сидеть на каком-то там семинаре, неизвестно с кем. Господи, да только моя охрана полкомнаты займёт. Я готова слушать только самого Михаила Семёновича при личной встрече. Цена не существенна.
— Минутку Ирина Ивановна, я должна проконсультироваться.
«Давай, консультируйся» – злорадно подумала Ирина, «Сейчас приползёшь извиняться.»
— Простите Ирина Ивановна, — в голос Алины вернулась уверенность, — Но, к сожалению, мы не сможем вам помочь.
— Да как ты…
— Спасибо, что обратились в школу «Кабала для всех», под руководством рава Михаила Семёновича…. Щёлк.
Попытка вернуться на номер привела на привычный автоответчик.
Ирина, глядя в пол, отправилась к себе. В душе разгоралась злоба. Там постепенно мрачнело, а значит и до возвращения неврастении было не долго ждать.
— Ирина Ивановна, — подскочила секретарша, — Вас просили… ой, — примолкла, заметив надвигающуюся бурю.
— Маркова мне, — бросила Ирина не глядя.
Крупные препятствия, в жизни и бизнесе, вызывали у неё злой азарт, азарт готовности к бою и уверенность в победе.
Однако, мелкие, житейские препятствия иногда возникали даже перед ней. Они превращали её из небожительницы в простую смертную. Это могло и насмешить, под настроение. Но точно так же, могло наполнить чёрной злобой, желанием рассчитаться с виновным столь же мелко.
— Здравствуйте, Самуил Борисович.
— А, Ирина Ивановна, рад вас слышать. Как самочувствие? – хозяин налоговиков вещал голосом сытого кота. Слышалось немного удивления (вроде в расчёте до конца квартала, чо звонишь-то, подруга?)
— Да вроде не плохо, — о скоте, погоде и урожае поговорили, можно к делу.
— А ведь у меня к вам просьба, Самуил Борисович.
— Да, да… всегда пожалуйста.
— Есть один человек. Крайне несговорчивый. Даже говорить со мной не хочет.
— Ай, что вы такое говорите? Не хочет говорить с вами? До чего же бывают недалёкие люди… ну ничего, мы его переубедим, — голос Маркова зажегся радостью, в предвкушении очередного обмена услугами, — И что же это за непочтительный гражданин, с позволения спросить?
— Да вот есть один … человек,- Ирина чуть не бросила «жидок», но вовремя тормознула. Марков, положим бы и не такое съел, но ей было бы неприятно, — Его зовут Михаил Семёнович… Он раввин, по телевизору выступает.
— А-а, — Марков надолго замолчал, потом заговорил мягко, но решительно, — Ирина Ивановна, мы ведь с вами давно знакомы?
— Да лет пятнадцать скоро.
— Пятнадцать лет, видите. Я ни с одной женой столько не жил. Во-от. Так что мы с вами старые, боевые друзья. Так вот, этот бой я для вас выиграть не смогу.
— Почему же, — удивилась Ирина,- пошлите к нему аудитора с силовой поддержкой. Перевернут ему пару столов. Потом пусть извинится за ошибку, и намекнёт, с кем надо говорить, чтобы ошибок больше не было. Всегда же срабатывало.
— Послушайте, Ирина Ивановна. Не знаю, что вы не поделили с раввином Михаилом Семёновичем, но крыша этого человека мне не по зубам.
— Ах даже так?
— Именно так.
— Ну вы герои мелких барыг трясти. Хоть его личный номер мобильника можно достать?
— Можно, думаю. Но придётся поискать пути. Не хотелось бы, чтобы это как-то со мной было связано. Я вам пришлю до вечера.
Вот стервец… Боевой товарищ, блин. С таким в разведку не ходи, и кошелёк на стол не клади.
Ирина продолжила сидеть, с усмешкой поглядывая на часы. Точно на пятой минуте пискнула смс-ка. Был у него номер, у пархатого. Нарочно выждал.
Злость прошла, Марков её рассмешил.
Но что ж ты за гусь, еврейчик, если для тебя даже налоговая не авторитет? Она ещё немного подумала, и набрала номер.
Раввин долго не отвечал, вероятно разглядывал незнакомый номер на телефоне. Потом ответил негромко, испуганно и протяжно.
— Кто-о это?
— Михаил Семёнович?
— Кто говорит?
— Меня зовут Ирина Ивановна. Я…
— Откуда у вас мой номер!?
— Не важно. Вы вероятно, не расслышали. Меня зовут Ирина Ивановна, — снова повторила Ирина, усилив интонацию на имя.
— Ир… А-ах, Ирина Ивановна. Та самая. Понял, понял, — облегчённо произнёс раввин, — Слышал о вас слышал. Рад познакомится. Чем могу служить?
Поняв, что его номер попал к человеку близкого статуса, он успокоился. Голос сразу набрал силу, гипнотическую уверенность.
— Видите ли, Михаил Семёнович, я слышала вас по телевизору, пару дней назад.
— Так-так, хорошо… Дальше пожалуйста.
— Ваша тема меня очень заинтересовала. Я звонила по телефону, который публиковался, но там… Как бы нам встретиться, поговорить?
— Понимаю, понимаю… Конечно, не в общем классе же вам сидеть, — рав немного помолчал, подумал, — Ну что же, Ирина Ивановна, думаю это возможно. Человек вы нашего круга. Во-первых, не безызвестный, во-вторых сам факт, что достали мой телефон… Да. Мне приходится давать частные консультации политикам, известным актёрам, бизнесменам высшего уровня. Так что… Но цена, как вы понимаете…
— Это несущественно, — оборвала Ирина, — У вас есть помощник, который может связаться с моим и назначить время?
— Есть, конечно есть.
— Ну и замечательно…

6. На уроке кабалы.
— Итак, Ирина Ивановна, на прошлой встрече мы разобрали с вами краткую суть Второй Сфиры. Хохма, она же мудрость, динамичный и неукротимый источник энергии вселенной, — раввин благодушно кивает, и огладил ухоженную бороду, вы помните?
— Д-да, — неуверенно говорит Ирина.
По правде говоря, заумная еврейская философия для неё чрезмерно абстрактная наука. Даже «в формате для гоев-чайников», в котором, по утверждению Константина, учит Михаил Семёнович. Однако, она встречается с раввином уже четвёртый раз подряд. И не смотря немалые трудности выкраивать время из рабочего графика, и безумную цену, в которую тот ценит своё время, Ирина ждёт очередной встречи с нетерпением.
Объяснить это не просто, ни себе, ни другим. Эти встречи, как и та, первая телепередача, наполняют её некой бурлящей энергией созидания и молодости. Будто пронизаны той самой таинственной «хохмой», о которой вещал рав на прошлом занятии.
Вероятно, Костик прав, и имеет место обычная психотерапия, скрытая под завесой таинственной софистики. Однако себя Ирина убеждает, что действительно интересуется еврейской философией. Будто действительно верит, что удивительный успех и живучесть этого древнего племени идут от этих самых древних знаний.
И на вопрос рава она отвечает, — Д-да, помню… Хотя помнит мало что. И очень хочет, чтобы он продолжал.
— Замечательно, — понимающе кивает Михаил Семёнович, лукаво щурясь, — Очень хорошо. Сегодня мы перейдём к третей Сфире. Если бы мир жил исключительно Мудростью или Второй Сфирой, он бы разрушился. Творческая, неуправляемая энергия, чтобы творить, а не разрушать, нуждается в стабилизирующем начале. Точно так же, как мужчина нуждается в женщине, чтобы создать семью. Именно этой женской, стабилизирующей силой мироздания выступает Сфира Третья. Её называют Бина, то есть Понимание.
— А почему именно понимание? — спрашивает Ирина, захваченная внезапной романтикой столь простого вывода из столь сложных рассуждений.
— А вот послушайте пример из жизни наших мудрецов,- с готовностью отвечает рав. У него явно есть заготовка к такому вопросу,
— Две тысячи лет назад наш великий мудрец рабби Шимон Бар Йохай был приговорён римскими властями к смертной казни. Он вместе с сыном скрылся в пещере в Галилее, и жил там 12 лет, пока император не умер.
— И вот, представьте себе, Ирина Ивановна, — раввин торжественно всплескивает руками, — Все 12 лет они учили Тору, почти не прерываясь на сон и еду. Господь позаботился, чтобы у них было вволю фруктов и воды. Рабби и до этого был великим человеком, учеником Акивы. А после тех лет, ему удалось познать саму Мудрость, в нашем понимании. Он овладел великой силой Второй Сфиры, силой неспокойной, требующей приложения. Эта сила могла созидать, но могла и разрушать.
Ирина слушает, затаив дыхание. Она чувствует, что это повествование как-то отличается от невнятного мистического тумана, который раввин напускал в прошлые встречи. Что-то здесь есть… живое, настоящее.
— И так, император умер, а его приемник объявил амнистию. Рабби Шимон смог выйти из пещеры. И вот они с сыном выходят на свет, — он делает драматическую паузу, — И видят, люди работают в поле. Пасут коров. Ловят рыбу. Словом, живут обычно материальной жизнью. Но Рабби Шимон владеет великой силой. Хохма бурлит в нём, и зовёт к действию.
И тогда Рабби восклицает:
«Простаки! Вы тратите драгоценный мгновения данной вам жизни на бессмысленные суетные интересы. Я прожил в пещере 12 лет, не заботясь ни о пище, ни об одежде. Каждое мгновение я занимал лишь познанием Книги. И вот он я, сыт, здоров духом и телом. Полон мудростью и силой. И Сила эта такова, что лишь Он, давший мне её знает ей предел. Только Тора! Более ничего не надо!».
— И с этого самого мгновения, всё на что падает взор Рабби Шимона и его сына, вспыхивает ярчайшим пламенем и обращается в пепел, — продолжает Михаил Семёнович, и кажется глаза его пылают ярким пламенем Хохмы. Ирина же слушает, не решаясь лишний раз вздохнуть.
— Поля, скот, дома, лес – всё охватывает сияние, оставляя лишь пепел. И тогда глас Адонай гремит с небес…
«Шимон, зачем ты разрушаешь моё Творение? Ты достиг Мудрости, но не достиг Понимания. Ты знаешь «как», не знаешь «зачем». Вернись же в пещеру, и не выходи из неё, пока не взрастёт Бина подле твоей Хохмы.»
— И Рабби Шимон с сыном вернулись в пещеру, и были там ещё 12 месяцев, занимая себя лишь Торой. И достигли они Понимания так, что больше не было для Рабби тайн, ни на земле, ни на небесах. А потом Рабби Шимон Бар Йохай вышел из пещеры, собрал учеников. Именно с его слов была записана учениками книга «Зоар», на которой строится современная наука Кабалы. И каждому поколению мудрецов дарованы свои Рабби, послушные инструменты Господа.
— Михаил Семёнович, — вдруг спрашивает Ирина, охваченная внезапной идеей, — Михаил Семёнович. Вы Рабби?
Ирина сейчас во власти услышанной истории, и рассказчик в её глазах ассоциируется с героем. В эти мгновения рав владеет ей. Она готова отдать ему всё – тело, рассудок, кошелёк.
Но в глазах раввина мелькает искра испуга, его глаза бегают, потом он кокетливо улыбаясь склоняет голову,
— Ох, ну скажете тоже, Ирина Ивановна… рабби. Я лишь теоретик, скромный популяризатор великих идей.
И власть его обаяния теряется, уходит. Но Ирина не готова сдаваться. Идея владеет ей всё сильнее,
— Но такой человек есть? Вы его знаете?
— Ну, — в глазах раввина снова мелькает страх и неуверенность. Но соблазн проявить причастность велик, и побеждает, — Ну в общем, да. Я хорошо знаю Рабби. Он часто советуется со мной.
Рав раздулся, как жаба. Его глаза гордо сияют. Вроде бы даже стал выше ростом.
— Я должна встретить этого человека.
— Ну что вы, Ирина Ивановна, — раввин с мудрой улыбкой машет рукой, — Рабби не даёт аудиенций. Он сам выбирает себе учеников, и говорит лишь с ними.
«Тоже мне говорили и про тебя, жидовский ты вымогатель», подумала Ирина, «Однако, деньги все вы любите куда больше и Хохмы, и Бины, вместе взятых».
— Послушайте, Михаил Семёнович, — решительно заявила Ирина, — Я намерена пожертвовать вашей школе значительную сумму. Очень значительную. Однако, этот человек должен встретиться со мной, и продемонстрировать свою силу.
Раввин вскакивает, и заламывая руки, начинает метаться по комнате. Несколько раз пытается начать говорить, но обрывает себя. Потом хватает мобильник, заносит было палец, но опускает руку.
— Нет…, — потерянным голосом, — Нет, никак… Рад бы, но ни…
Мобильник звонит. Михаил Семёнович бросает взгляд на экран, и белеет. Руки дрожат так сильно, что он с трудом попадает пальцем.
— Да, — говорит он тихо-тихо, почти шепчет — Да, Рабби…

7. По дороге к Рабби.
— Нэ панимаю, — возмущённо сказал Рашид, широко жестикулируя, — Я нэ панимаю, Эрина Эвановна… Зачэм мы должны ехать к этому жиду домой, одни? Давайте я прэвэзу его к вам. Или возьму ещё людей, э? Иврэям нэльзя вэрить… Никак…
— Езжай, езжай Рашид. Всё в порядке, не волнуйся.
Рашид, как обычно, изобразил удивление самому себе, как это он слушает женщину. Однако послушно продолжил путь, держа левой рукой руль. Правой же он продолжал изображать отчаянные жесты, вероятно продолжая диалог с самим собой.
Убогий дом, старая «хрущовка». Дворик был изрядно замусорен. Всё это напоминало Ирине детство. Старушка с коляской. Пара парней на скамейке с пивом. Один, проехавшись заинтересованным взглядом по точёной фигуре Ирины, раскрыл было рот, готовя то ли комплимент, то ли скабрезность. Однако наткнулся на волчий взгляд Рашида, и втянул голову в плечи.
Подъезд, как ни странно, без стальной двери и домофона, был довольно приличный, чистый. Но теснота пролётов, и запахи пищи и жилья из-под дверей квартир изрядно давили. Ирина с Рашидом, не торопясь поднялись на последний, пятый этаж. Ирина недоумённо завертела головой, не видя номеров на однотонных дверях квартир. Рашид стоял у неё за спиной, продолжая что-то ворчать под нос.
И тогда из-за одной из дверей раздался весёлый, молодой голос,
— Заходите, Ирина Ивановна. Не заперто…

8. У Рабби. Только Хохма.
Рав Йоски совсем молодой. Это жизнерадостный, подвижный человек, лет 27, может 30. Жидкая, рыжеватая бородёнка. Лицо улыбчивое, приятное. На нём черные брюки, белая рубашка. Рукава чуть подвёрнуты. Всё дешёвое, простое, но очень опрятное. На голове старомодная кепка, несколько потёртая.
Весь дом в том же вкусе. Чисто, просто, опрятно. Очень мало мебели. Много книг. В основном религия, судя по обложкам, но встречаются и яркие, детские.
Глаза рава сияющие, очень притягательные. Он их никогда не отводит, всё время смотрит прямо в глаза Ирины, что-то внимательно разглядывая. Ирину это смущает. Она отводит взгляд, но Йоски не опускает глаз, вынуждая её поднять свои.
— Здравствуйте Рабби, — говорит Ирина, протягивая руку.
Йоски не подаёт руки, лишь делает ей извиняющийся жест, но отвечает Ирине лёгким поклоном.
— Ну я вам не Рабби, — замечает он, — По правде говоря, я, пока что, никому не Рабби…
— Как же мне вас называть?
— Обычно меня зовут Йоски. Ну называйте Йосифом, если вам так привычнее.
— Мне привычнее по имени-отчеству.
— Это вам будет сложновато, — тихонько смеётся рав, — Моего отца зовут Йоханан.
Он приводит Ирину с Рашидом к крохотную гостиную. В комнате тесно. За обеденным столом двое детей, погодки, готовят уроки.
За тем же столом сидит молодая, и очень красивая женщина. Платье с длинное, до пола. Голова покрыта. Она занята каким-то рукоделием, иногда покачивает коляску со спящим ребёнком.
Взгляд у женщины такой же прямой и сияющий, как и у мужа. Она смотрит на Ирину очень доброжелательно. Приветливо здоровается, слегка привстав. Мальчики, под взглядом матери, тоже встают, здороваются. Затем, каждый возвращается к своему делу.
Йоски предлагает Ирине стул, сам усаживается на диван. Рашид остаётся в дверях.
— Итак,- говорит рав, — Вот и вы, Ирина Ивановна. Я, собственно, знаю, кто вы. Представляю зачем пришли. Мне ясно, что я должен сделать. А вот зачем…
Рав с извиняющейся улыбкой разводит руками.
— Вам Михаил Семёнович рассказал обо мне?
— Ах если б он… Ну ладно. Думаю, нам обоим будет проще, если вы сами всё расскажите по порядку.
— Я учусь Кабале у раввина Михаила Семёновича.
Йоски тихонько смеётся,
— Воля ваша, но эта фраза включает сразу три парадокса. О извините, продолжайте пожалуйста.
— Я учусь Кабале у раввина, — продолжает Ирина несколько обиженным голосом, — И на сегодняшнем занятии он рассказал мне о еврейском чудотворце…
— Ну конечно, — всплескивает руками Йоски, — он конечно же рассказал вам свою любимую байку о Рашби.
— Рашби?
— Рабби Шимон Бар Йохай, мы любим сокращения, — поясняет Йоски.
— Так это байка, по-вашему? Этого на самом деле не было?
— Даже не знаю, как вам объяснить, — Йоски теребит куцую бороду, — скажем там. Это было. Но всё было совершенно иначе.
— Так расскажите, как было на самом деле, — просит Ирина, настраиваясь послушать новую историю.
— Расскажите… Вам легко говорить, — задумчиво говорит рав, — эта история, как и всё, связанное с волей Его, даже на языке оригинала не передаёт и десятой части сути событий. А уж на русском-то… Превращается в рядовую сказку. Жития святых…
Как вы сказали, чудотворец, а? Видите, Ирина Ивановна, вас привлекла не суть. Даже не жалкая тень сути. О да, великий колдун и маг, Рабби Шимон своей Хохмой, жёг взглядом поля и курятники. Для этого надо было 12 лет сидеть в пещере над Книгой? Да возьмите коробку спичек, и никакой Торы не понадобится. Разве что на растопку.
Попробуйте посмотреть на эту историю с точки зрения Третей Сфиры. С точки зрения Понимания. Главное здесь не то, что Рашби сжёг взглядом курятник, 12 лет постигая Хохму. Главное, что за последующие 12 месяцев он постиг, что сила Мудрости далась ему не для того, чтобы сжечь. Она далась ему, чтобы укротить эту силу, посредством Бины. Подпереть Вторую Сфиру Третей, понимаете? И только так, владея и Мудростью, и Пониманием он смог стать истинным инструментом в длани Господней. Научился менять этот мир, создавая, а не разрушая.
— А вы, Йосиф, — спрашивает Ирина, встретив взгляд со взглядом, — Вы умеете менять этот мир?
— Да, — просто говорит Йоски. Кивает со смущённой улыбкой.
— Так покажите мне…
— Покажите… показать фокус, да? Ничего-то вы не поняли снова, — Йоски расстроенно машет рукой, и встаёт.
Рашид придвигается к нему, уперев огромные кулаки в бока,
— Слушай ты, клоун пархатый. А ну-ка сядь, да? Встанэш, когда Эрина Эвановна разрэшит.
Йоски испуганно мигает, садится.
— Понимание, Бина, Понимание. Нет в вас Бины ни на каплю. Вас извиняет лишь то, что сейчас и мне этого самого Понимания не достаёт. Я знаю, что должен сделать то, что вы просите. Но совершенно не понимаю, зачем, — рав выглядит растерянным. Он впервые отводит взгляд, будто пытаясь рассмотреть что-то за пределами этого дома и этого мира,
— Вы бы лучше ушли, Ирина Ивановна, — у Йоски больше нет веселья в голосе. Он встревожен, смотрит умоляюще,
— Вы бы лучше ушли, а? Смиритесь, что я мошенник, и уходите. Что-то мне скверный конец у всей этой истории видится.
— Сэчас тэбэ будэт сквэрный конец, жуьгти (еврей) — снова не выдерживает Рашид.
— Постой Рашид, — Ирина поднимает руку, — Постой. Йосиф, я понимаю, дело в деньгах. Назовите необходимую сумму.
Женщина рава прыскает в своё шитьё, сдерживается, прыскает снова, заливается звонким заразительным смехом. Оба мальчика тоже смеются, спрятав лица в ладони. Йоски с трудом давит нервный короткий смешок.
— Деньги, Ирина Ивановна, вы лучше Михаилу Семёновичу отдайте. Для него это и Хохма и Бина, и все ангелы со Всевышним. Я, как вы видите, не нуждаюсь. Но воля ваша… Не будем тянуть. У детей сегодня школа в вечерние часы…
Йоски подходит к открытому окну, выглядывает солнце над ветками деревьев. Сегодня не слишком жарко. Погода ясная, несколько лёгких облачков.
— Сегодня солнечно, с утра. Пыльно. Давайте попробуем что-то с эти сделать. Это будет просто и полезно.
Добавив несколько слов, рав поспешно прикрывает окно, отряхивая подоконник от задутых ветром капель дождя. Яркий росчерк молнии делит чёрную тучу на две неравные части. Далеко внизу видны крупные пузыри на глубоких лужах. Дождь как зарядил с утра, со всей силой, и похоже не собирается заканчиваться.
— Ну как, достаточно? – Йоски печально улыбается.
— О чём вы, Йосиф, — Ирина недоумённо выглядывает на улицу, — Ну дождь. Так он с самого утра льёт. Что вы, собственно, изменили?
— А вы, — рав поднимает печальную улыбку на Рашида, — Вы тоже ничего не заметили?
— Я замэтил, что ты мошэнник пархатый, — бросает Рашид, по-волчьи скалясь, — Раньше был дожд, и тэпэр идёт дожд. Ирэна Ивановна, пошлы отсюда…
— Я ничего не заметила, Йосиф.
— Ну конечно, следовало ожидать, — Йоски снова вцепляется в бородёнку, — Вы оба, хорошие и простые люди. Вы слишком стабильная часть этого мира, и изменились вместе с ним. Сначала с утра было солнце. Теперь идёт дождь. Ну не с этого момента, но с утра, опять-таки…
— Как-то неубедительно, Йосеф, — Ирина качает головой, — Подумайте ещё…
Теперь в её голосе явная угроза. Она потратила время, потеряла драгоценный рабочий день, и не готова смириться с тем, что стала жертвой попытки примитивной разводки.
— Вас не убеждает изменение мира, — Йоски снова улыбается, — Вы хотите, чтобы я поменял часть его, на ваших глазах. Без пользы, без смысла. Вам не нужна Бина, Ирина Ивановна. Вам нужно примитивное чудо, фокус… Ну что ж, пару раз я показывал фокусы. Помнишь? — он оборачивается к жене, она отвечает улыбкой, опасливо косясь на Рашида.
— Вот этот браслет, — рав указывает рукой, — Он для вас не слишком дорог? Память, семейная реликвия?
— Он стоил дорого, — сухо отвечает Ирина, — Белое золото с рубинами. Но это никакая не реликвия. Купила по случаю в центре.
— Ну что ж, — кивает Йоски, — Это справедливо. Пусть это будет вашей ценой за мой фокус, — добавляет ещё несколько слов.
Ирина смотрит на свой браслет, вытянув вперёд левую руку. И вот, в то самое мгновение, когда Йоски замолкает, вещь неуловимо меняется. Браслет теряет тяжесть. Цвет плывёт, светлый оттенок с яркими точками рубинов съедается однотонно древесным.
Ирина пытается снять браслет, но его новое состояние не способно вместить его прежнюю функцию. Вещица трескается, распадается на фрагменты. Рашид поспешно наклоняется, ругаясь по-чеченски, собирает остатки браслета.
— Теперь, достаточно?
— Н-не знаю… Что это, гипноз? Ловкость рук? Вы заранее сговорились с Михаилом Семёновичем — она с удивлением перебирает на ладони горсть деревянных деталек, в которые превратился браслет. Они выполнены с невероятной точностью. Неужели эту забавную подделку некий искусный мастер изготовил лишь для обмана?
— Да, — с грустной улыбкой кивает Йоски покорно, — Гипноз… Ловкость… Сговорились. Но вы видели то, что видели, и поняли в меру того, что дано вам.
Теперь вам нужно идти. И постарайтесь больше никогда обо мне не вспоминать. Может тогда обойдётся. Хотя вряд ли… — теперь во взгляде рава глубокая печаль, сочувствие, сожаление.
Но вот, его неунывающая натура весёлой искрой снова вспыхивает в глазах. Он с лёгким поклоном говорит:
— Прощайте, Марфа Акакиевна… Не поминайте лихом.
— Меня зовут Ирина Ивановна, — Ирина возмущается беспричинной клоунадой.
— Ох, что вы говорите? Ах я пустоголовый болван… ну всё, теперь ничего не поделаешь. Я сказал то, что сказал. Придётся вам привыкать к новому имени.
И тут же вскинул руку, торопясь погасить страх, вспыхнувший в глазах Ирины,
— Да пошутил я, пошутил… Господи, видели бы вы сейчас ваши глаза.
Ирина, ругнувшись про себя, выходит из квартиры. Ей вслед звучит дружный смех сумасшедшей семейки. Бесхитростный, беззаботный и совсем не злой.

9. В машине.
— Поехали в офис, Рашид. Хватит с меня чужих евреев на сегодня. У меня там свой есть… И дел до ночи хватит.
Рашид кивает, заводит мотор, мягко трогается. Теперь он доволен, умиротворён. С мистикой покончено, события возвращаются в привычную колею.
«Это что же было?» – думает Ирина, — «Мне сотворили чудо? Надо мной посмеялись? Показали спектакль? Обманули, чтобы вытянуть обещанные деньги?»
Она не знает, как поступить с раввином Михаилом Семёновичем. Прогнать? Заплатить обещанное пожертвование, как обещала? Или просто продолжать встречи, как не в чём не бывало?
Пожалуй, стоило посоветоваться с Костиком. Ирина потянулась к сумочке за мобильником. Но тут зазвонил телефон шофёра.
— Да, Дауд… Хьо!?
Он внезапно резко останавливает машину, не обращая внимания на визг тормозов и гудки сзади. Медленно-медленно поворачивается к Ирине. У него глаза мёртвого волка.
— Надо ехат, — глухо говорит Рашид, — Надо ехат сэйчас. Там всо очэн очэн плохо…

10. У школы Виталика.
Первая, кого Ирина видит, это директор школы. Дородная, очень ухоженная женщина, в возрасте. Гроза закончилась, продолжает капать мелкий дождь.
Ступени с балюстрадой мокрые и грязные. Директорша стоит на коленях у нижней ступени. Глаза мёртвые, как и всех присутствующих. Лицо в поплывшей косметике.
— Я не виновата, Дауд Исаевич, не виновата, — хрипло шепчет она, — Мы всё время им говорим, что туда нельзя залезать…
Дауд стоит перед ней молча, крепко прижимая к себе вздрагивающую Наталью. Двое его людей стоят на ступенях, чуть выше директрисы. Ещё несколько человек окружают шагах в двадцати.
Наталья тихо плачет. Слёзы на щеке, выглядывающей из-за огромного плеча Дауда, перемешаны с дождём.
— Перила были мокрые от дождя, — говорит кто-то, — Он поскользнулся.
Звонок, Дауду подносят мобильник. Он слушает, отдаёт трубку, говорит:
— Всё…. Опускает глаза к земле, прижимает крепче жену. Наталья начинает биться в громких рыданиях.
— Господи, что же это…, — кричит Ирина, — Что же это…

11. Мусульманское кладбище.
Толпа неторопливо вытекала из-под зелёных ворот кладбища. Остались только свои. Низкий толстенький мулла о чём-то беседовал с отцом Дауда, старым Иссой. Исса был печален, но спокоен. В той жизни, что он проживал, часто приходилось терять и внуков, и детей.
Сам Дауд стоял с Натальей, обняв сзади, держа её за обе руки. Они молча смотрели на могилу сына.
Константин простоял всё время обряда в стороне, глядя в землю. Так же он стоял и сейчас. По всем проходам и аллеям темнели костюмы охраны.
Ирина подошла к бывшему мужу, попыталась взять его за руку.
— Слушай, Костик, — сказала она, собирая себя, — Может мы…?
Рука подалась безвольно, как мягкая холодная тряпка. За рукой подался и сам Константин, повалившись сломанной куклой в мягкую траву. Ирина закричала, привлекая внимание.
Наталья кинулась к отцу, нащупывая пульс.
— Очень редкий, — хрипло сказала она, уставшим от рыданий голосом, — Он весь в поту. Инсульт, наверное. Господи, ещё и это… Дауд, надо в больницу скорее. Я позвоню, чтобы сразу на операцию.

12. Дома у детей.
«Он ведь молодой ещё совсем» – с ужасом думала Ирина, — «Моложе меня. Виталька, теперь Костик. За что такая цена?»
Они сидели молча в огромной гостиной особняка Дауда. Ирина глядела в окно, подперев лицо руками. Дауд держал в руках стакан виски. Вертел, ставил, снова поднимал уже около часа. Но так и не отпил ни капли.
Наталья, убедившись, что отец вне опасности, вновь раскисла. Она ушла в спальню Витальки, и легла на его кровать, лицом вниз.
«Костик вылезет, наверное. Но хороша ли идея его вернуть? Он будет совсем слабым и выжатым, как лимон. Я сейчас не готова к роли заботливой жены. Мне самой жить не слишком хочется.»
— Дауд, что будет с директоршей? – спросила она, когда молчать стало более не выносимо.
— Ну она, наверное, не виновата, — ответил зять, наконец отставив нетронутый стакан, — Но традиции обязывают. Кому-то придётся ответить. Впрочем, — он поднялся, и встал около Ирины, глядя в окно, — По традициям в семье отец главный. Ему решать.
— Послушайте, мама, — он резко повернулся к Ирине, — Вы ведь очень сильный человек. Думаю, куда сильнее меня. Нам нужна ваша помощь, мне и Наталье. Может поживёте у нас немного?
В тишине резко зазвонил Иринин мобильник. Досадливо морщась, она попыталась на ощупь выключить, прямо в сумочке. Не вышло. Потянула наружу, посыпалась какая-то мелочь. Какой-то странный предмет на полу привлёк её внимание. Она оставила телефон заливаться трелью на столике, подняла, рассмотрела.
Это была крохотная деревянная деталь от пропавшего браслета. Звено с замком. Ирина всмотрелась, и весь мир пропал для неё. Деревянная заслонка, с тонкой пружинкой. Пружинка сразу сломалась под нажимом пальца. Но она была настоящая! Никакая не поделка, так невозможно вырезать из дерева. Рав не обманул! Он действительно сотворил чудо! Он может менять мир!
— В конце концов, — тем временем продолжал Дауд, — Мы оба молодые. У вас ещё будет много внуков. Наталья только должна…
— Дауд !!!, — Ирина вскочила, окончательно рассыпав по полу содержимое сумочки, — Послушай, Дауд! Мы всё можем исправить!
— Да, да, мама, — удивлённо ответил зять, — Конечно мы всё исправим. Надо только немного времени…
— Нет, времени у нас нет! Надо всё делать очень быстро.
— Что с вами, мама? – встревоженно вглядываясь ей в глаза.
— Срочно пошли кого-нибудь. Рашид знает, по какому адресу. Там живёт один человек, еврейский раввин. Его надо привезти сюда, как можно скорее. Ну что ты стоишь!? — уже закричала она.
И тут же зазвонил лежащий на столе мобильник:
— Нет, нет, пожалуйста нет! – кричал Михаил Семёнович, — Забудьте, умоляю, забудьте! Он звонил мне сейчас. Просил отговорить. То, что произошло, ужасно, но будет хуже, много хуже…
— Слушай, прохиндей жидовский, — жёстко сказала Ирина, и Дауд испуганно отшатнулся, поймав её взгляд, — Вы уже все мертвы. Ты, Йосиф, все ваши жёны, дети и внуки. И у тебя есть один, слышишь, только один шанс всех спасти. Йосиф должен всё вернуть назад. Уговори его, заставь…
— Так нельзя, нельзя! – кричал рав уже каким-то звериным криком, — Цена может стра-а-шной. Весь этот город, вся эта страна. Всё моё предприятие… Вся мощь Второй Сфиры, без Третей… Без Понимания… Так уже бы-ы-ло однажды, бы-ы-ло… Н-е-е…
Ирина отключилась, не пожелав слушать безумные причитания рава, и воззрилась на зятя,
— Ну не стой, ты мужик или баба!? Может мне самой пойти!?
Дауд вздрогнул и сорвался с места.

13. У Рабби. Хохма и Бина.
Йоски один дома. Он сидит за столом, водя пальцем по большой старой книге. Лицо его немного печально, но не слишком. Скорее озабочено.
— Ну зачем, зачем тебе это надо? – бормочет он, будто обращаясь к старому капризному отцу, — Никак не могу понять сути этой идеи. Последний раз такое было… Ну при Моше, наверное. И то, там было хоть ясно зачем…
Знаю, знаю… Я всего лишь инструмент. Отвёртка, молоток. Но скажи, зачем, зачем? Ему ведь ты сказал тогда. И он спорил. Значит спорить можно? Только скажи, зачем… а потом накажи, как его наказал.
Джамал и Халид толкают знакомую нам уже дверь. Она снова не заперта.
— Одевайся, жид, — говорит Халид, оглядев комнату, — Одевайся, поедешь с нами.
Он говорит по-русски очень чисто, не хуже Дауда.
— Нет, не поеду, — рав улыбаясь качает головой, — может выйти очень плохо. Лучше вам уйти.
— Плохо сейчас может выйти тебе.
В комнату заходит Джамал, кивает головой. В квартире больше никого нет.
— Пошли, хозяйка хочет видеть тебя.
— Нет. Уходите по-хорошему.
— Э, что ты с ним гаварыш? А ну, дай мнэ, — Джамал вытаскивает пистолет.
— Это не поможет, — рав всё ещё печально улыбается. В его глазах нет испуга, только озабоченность предстоящим делом.
— Паможэт, сэчас увыдиш, как паможет, -Джамал хватает Йоски за воротник.
— Ну, как хотите. Тогда слушайте…
И они оба слушают, затаив дыхание.
Час спустя во двор пятиэтажки въезжают несколько больших сверкающих машин. Люди, много людей рассыпаются по двору. И всякий, кто ловит их волчьи взгляды, старается уйти со двора как можно дальше и как можно быстрее.
Теперь, уже Дауд толкает дверь, входит. Несколько человек остаются на лестничной площадке. Остальные ниже, и во дворе.
Рав Йоске всё там же, за тем же столом. Книга закрыта в стороне.
Дауд некоторое время смотрит на еврея, не скрывая неприязни.
— Где мои люди, — бросает он, — Халид и Джамал, они были тут, машина во дворе.
— Я велел им уйти, — виновато говорит рав, — они хотели увести меня с собой, и тогда я велел им идти домой.
— Так их дом далеко, на Кавказе.
— Да? Надо же, как неудобно вышло. Ну ничего, ребята крепкие, дойдут.
— Я понимаю, ты очень сильный гипнотизёр, — говорит Дауд, — ты заморочил голову моим людям, моей тёще, и, наверное, можешь внушить мне всё, что угодно. Но посмотри в окно.
— Я знаю, Давид, — спокойно отвечает Йоски, — Там моя жена с ребёнком, в вашей машине.
— Я тебе не Давид, жуьгти, — Дауд скалится, лоск цивилизации на мгновение слетает с него.
— Да простите.
— Я прощу тебя, когда ты выполнишь то, что хочет мама. Там твоя жена с ребёнком, и много моих людей. И около школы твоих сыновей тоже мои люди.
— Вы знаете, что именно хочет Ирина Ивановна? — рав щурится, глядя в упор.
— И знать не хочу. Ты, я думаю, знаешь. Она просила тебя привезти, но я не хочу, чтобы она тебя видела. Ваш кагал и так почти свёл её с ума. А тут ещё несчастье… Я лишь знаю, что ей это очень важно. Действительно важно. А это значит, что ты это сделаешь. Если она хочет, чтобы ты станцевал и спел голым на Красной Площади, начинай раздеваться, я сейчас тебя туда отвезу.
— Ну что же, — Йоски потягивается на стуле, улыбаясь, — С одной стороны, моя совесть чиста. Я усердно пытался противиться воле Его. С другой стороны, это страшно интересный опыт. Я вообще не встречал упоминаний.
— Ты так и будешь е.ть мне мозги, или сделаешь то, что тебя просят?
— Думаю, да, — Йоски кладёт руку на книгу, — Не знаю, как вам объяснить Дав… Дауд Исаевич.
— Маме скажи, — Дауд толкает ему мобильник, — Только смотри, без жидовских своих штучек…
— Ирина Ивановна?
— Да. Дауд с тобой? – её голос звучит спокойно, будто автоответчик. Дауд протягивает руку к телефону, включает громкую связь, кладёт трубку на стол.
— Со мной. Ирина Ивановна, послушайте меня пожалуйста. Помните, Михаэль объяснял про равновесие между Второй и Третьей Сфирой. То, что вы хотите, это гораздо хуже сгоревшего поля.
— Ты просто сделаешь так, чтобы ничего этого не было.
— Эх, ну нельзя, — Йоски досадливо машет рукой, — Ну как я могу объяснить на такое на этом языке? Нельзя никак. Тут Хохма бессильна, всё уже легло в Основу, и в этом мире вообще недоступно.
— Значит ты просто его вернёшь или…
— Нет, это очень плохо, ах…
Дауд с коротким взмахом бьёт Йоски в скулу, тот слетает со стула, со стоном катится по полу.
-… или умрёшь. И вся твоя семья тоже, — спокойно заканчивает фразу Ирина.
Рав встаёт, массируя челюсть. Выплюнул выбитый зуб. Поднимает упавшую кепку. На лице снова озорная улыбка. Взгляд открытый, беззаботный.
— Ну, прости, Создатель моё упрямство. Я вновь обрёл Бина, и готов выполнить волю твою… Пол дня над книгой сидел, никак понять не мог. А всего-то следовало дать мне в рыло.
«Псих» – думает Дауд, — «Обычный псих. Что я здесь делаю? Надо ехать к Наташке. Быть с ней. А маме найти хорошего психиатра.»
— Знаете, что смешно, друзья? — говорит рав, — То, что я могу… теперь уже должен сделать… Вы думаете, это благо? Это кара. Собственно, если бы мне хватило совести мстить столь милым и бесхитростным созданиям, как вы, хуже кары я бы придумать не смог.
— Я ухожу, — говорит Дауд, — Мои люди будут снизу в машине. Ты останешься здесь. Потом я им позвоню, и они либо выпустят твою жену, и уедут. Либо уедут вместе с ней. Тебе решать…
— Идите. Всё будет по воле Его.
— Потом ты заберёшь семью, и уберёшься из города. Я бы весь ваш кагал выставил, но всё в своё время.
— Конечно, я уеду, — Йоски удивлённо смотрит на Дауда, — А вы, что оставаться собираетесь? Здесь нельзя оставаться…
Дауд плюёт на пол, и уходит, хлопнув дверью. Йоски придвигает книгу, радостно потирает руки:
— Такой опыт, такой опыт… никто ещё. Но как же их жалко, Адонай… Такие простые, славные люди.
14. Только Бина.
Уже стемнело. Дождь закончился. Большое окно в гостиной особняка открыто, из парка тянет свежестью.
Снова Ирина у окна. Дауд рядом с ней.
— Ну что, мама, легче стало? Я его крепко прессанул, всё что вам нужно, сделает.
— Хорошо Дауд, спасибо. Ты всё сделал правильно. Теперь только ждать.
— Как скажете. А Наталья где?
— Выходила ненадолго, но снова ушла в спальню к Ви… В общем, в спальню.
Открывается дверь, входит Рашид. Как-то непривычно рассеян, и вообще ведёт себя странно.
— Ты почему здесь? – хмурится Дауд, — Где еврей?
— Улэтел, — Рашид улыбается.
— Ну вот, — вздыхает Дауд, — И этот спятил. В небо улетел, как птичка?
— Почэму спятыл,- обижается Рашид, — На самолёте улэтел в Израил. Я их всэх аэропорт отвёз.
— Кто ж тебе велел их отпускать? А, ну да, ясно. Ладно, горе моё. Иди, подожди меня в холле. Я скоро выйду, скажу, что завтра делать.
Рашид, надувшись, как обиженный ребёнок, уходит.
— Ну что, мама. Идите спать, пожалуй. День был тяжёлый, вам надо отдохнуть. А у меня ещё дел…
— Нет, — Ирина говорит громким, каким-то торжественным голосом, — Нет. Нельзя уходить. Мы должны ждать. Я чувствую, сейчас…
Дикий крик Рашида из- за двери.
— Нэт, шайтан, нэ-э-т!
Выстрел, оглушительный в закрытом пространстве. Ещё два.
Дауд суёт руку под пиджак, но тяжёлая дверь беззвучно исчезает в каком-то странном мутно-багровом дыме. Пыхает жаром, но не сильно. А потом всё чисто и тихо. Двери нет. В холле никого, кроме одной невысокой фигурки.
— О бисмилях рахмани рахим, — сдавленно хрипит Дауд, должно быть второй раз в жизни. Его глаза и лицо, как у римской статуи волчицы у стены, — бисмиллях…
— Ну привет, — говорит Виталька. Он вразвалку заходит в комнату, руки в карманах. Делает шаг к отцу. Тот шарахается, прижимаясь к стене.
— Виталенька, — говорит Ирина, протягивая руки.
Мальчик насмешливо пожимает плечами, поворачивается к Ирине, склонив голову. Она видит лишь детскую фигурку, кончик губ. Стать не детская. Умудрённый аристократ. Дорогой костюм, в светлую полоску. Сорочка, галстук с дорогой булавкой. Сверкающие коричневые туфли. Немного ретро, но стиль одежды высок.
— Ну ты, бабуля устроила мне перевод на глубинку. После бесконечности лет, дел и знаний. Снова здесь, в старом мире. Ладно, я не сержусь. Ты такой же инструмент Его, как и я. Всё Его волей.
— Виталенька. Какая вечность? Ведь только вчера… совсем немного времени.
И тут он поворачивается, и Ирина прижимается к стене, рядом с зятем. Крик застревает в горле. У Виталика нет глаз. Вообще нет лица. Просто гладкая кожа, и криво улыбающийся рот.
— Там нет времени, бабушка, — печально говорит он, — Там лишь Бина. Всё время осталось здесь.
Он некоторое время стоит, вроде бы в задумчивости. Встряхивает головой, будто сгоняет печаль.
— Ладно, родичи. Шли бы вы спать. Завтра убийственно тяжёлый день, — снова кривая ухмылка, — Вы мне все понадобитесь. Идите спать, а я пойду к себе. Надо же маме показаться. А за лицо, бабуля… не беспокойся. Всё вернётся, я только должен… должен вспомнить.
Он идёт к выходу на галерею, ведущую к спальням. И Ирина видит, что паркет тяжко подаётся под маленькими ступнями внука. Плашки трескаются, дымятся. На блестящем дереве остаются чёрные подпалины. Уже у самой двери, паркетины разлетаются, будто под большой тяжестью. Виталик чуть запинается, опирается рукой на стену. И стена плавится, под его рукой, слегка покосившись, как кусок масла на сковородке.
Он выходит, а Ирина шатаясь придвигается к Дауду.
Страшный крик Натальи.
— Мама. Это же я, ну что ты, мама? – виновато говорит Виталик.
Ирина, вцепившись в зятя пытается вспомнить хоть какую-то христианскую молитву. Но выходит лишь повторять за ним:
— Бисмилях рахмани рахим… Бисмилях рахмани рахим.

Лето 2015. По мотивам ночного кошмара.